Выражение Йе Гухана становилось спокойным каждый раз, когда это происходило. Он становился даже сентиментальнее. Он ощущал чувство утраты но оно также сопровождалось чувством счастья. Его глаза были полны эмоций и привязанности, они были полны боли и счастья. Его губы неоднократно беззвучно повторяли имя. Он не произносил слов, но эти два слова всё равно оставались на его устах

«Сю Сю…»

Йе Гухан часто бормотал то самое стихотворение. То самое, что он читал, когда собирался умереть в тот день. Он часто снова повторял этот стих…

«Не жалей о такой глубокой любви,

Я охотно паду и умру в одиночестве.

Сожаление о моей возлюбленной будет преследовать меня вечность,

Я откажусь от небес, но не от возлюбленной»

Но все же Йе Гуань изменил последние несколько слов:

«Если следующей жизни будет недостаточно Я откажусь от небес, но не от возлюбленной». Йе Гухан немного изменил эти слова. И эти слова больше не говорили о ненависти, а о надежде на следующую жизнь…

Следующая жизнь стала его прекрасной и заветной мечтой…

Эти два человека были разделены лишь стеной. Но, казалось, что между ними пролегла длинная и трудная дорога по всему человеческому миру.

Казалось, что эта кирпичная стена – огромная вечная пропасть, которую невозможно пересечь.

«Если следующей жизни будет недостаточно Я откажусь от небес, но не от возлюбленной. Моя дорогая Сю Сю ты любила этот стих, когда мы были вместе. И, наконец, я слышу это сейчас» – думал Йе Гухан с грустью.

Дядя Йе, я никогда не знала, что мама умеет играть на флейте. Кроме того, она так хорошо это делает – принцесса Лин Мэн подперла щеку, и её глаза стали туманными. – Это первый раз, когда я слышу, как мать играет на флейте

Что? Это первый раз, когда ты слышишь, как она играет эту мелодию? – у Йе Гухана неожиданно вырвался вопрос. Он поднял голову, и его глаза внезапно засияли, отражая его неожиданное удовлетворение.

Да. Я вообще никогда не видела, чтобы мама играла на музыкальных инструментах. На самом деле я никогда даже не слышала, чтобы она читала стихи. Я всегда думала, что она не любит музыку. Так что это – сюрприз для меня! – принцесса Лин Мэн спокойно ответила.

Йе Гухан улыбнулся. И эта улыбка исходила из глубины его сердца.

Он был очень доволен в этот момент. Иначе он бы не задал этот вопрос.

Одна мелодия называлась: Слушая ветер с Королём, а другая – Мир вдали от слез.

«Спасибо, Сю Сю».

«У меня есть кое-что очень ценное в этом мире твоя привязанность…»

«Спасибо тебе!»

«У меня уже была награда, которую я жаждал. И цена, которую я заплатил за это, стоила того!»

«Я доволен, я действительно доволен!»

Йе Гухан был искалечен, его культивация была практически уничтожена. Однако с тех пор он не выглядел одиноким. Он не выглядел даже измученным. Этот человек больше не был берсерком. Йе Гухан даже не возражал против невыносимой боли, которую он чувствовал. На самом деле он даже не стонал

И это потому, что Йе Гухан понял, что цена, которую он заплатил стоила того.

«Я больше не страдаю. Я больше не один. Я больше не чувствую себя одиноким. Я не жалею…»

«Потому что у меня есть ты…»

С того дня начали поступать новости из Южного Небесного Города. И они продолжали приходить каждый день. Император также начал посещать семью Цзюнь каждый день с этого дня. Он приходил разделить теплый и сердечный разговор с Цзюнь Чжан Тианом. И это заставило семью Цзюнь суетиться ещё активнее. Очевидно, что охрана была усилена во много раз.

Император также мог слышать этот чёткий звук мелодии флейты в тех случаях, когда он приходил. Он вздыхал всякий раз, слыша эту музыку. Его зрение иногда размывалось, но он спокойно сидел и пил чай. На самом деле он даже чувствовал себя немного виноватым, когда прошлое мигало перед глазами…

«Мы запутываемся в обидах. Мир смертных очень непостоянен…»

Однако в настоящее время большинству семей приходилось иметь дело с внутренними беспорядками. Но старик Цзюнь только гладил бороду и выглядел спокойным. Он даже улыбался, наблюдая, как разворачивается великая драма во дворе. На самом деле он чувствовал, что вот-вот разорвётся от счастья…

Цзюнь Чжан Тиан был также немного взволнован. На самом деле он как будто смотрел свою любимую драму. Его многочисленные современники и соперники были полны гнева. Лицо старика Цзюня было спокойным, но его сердце радовалось их бедам.

«Хах! Вы, старожилы, шутили о моем внуке! Теперь все вы будете страдать!»