Прошлый Чжао Мань Янь был типичным мажором без какиx-либо карьерных притязаний.
Но нынешний он хоть внешне и продолжает выглядеть как повеса, внутренне очень опытен. Он из того малочисленного количества молодых людей, что успели испытать на себе и тяготы, и радости этой жизни.
Он открыт миру — а это именно то, что далеко не всякому человеку удается сохранить в себе. Безукоризненное орудие успеха.
Клан Чжао…если они хотят признания европейских организаций и семей, то им нужен Чжао Мань Янь. Деньги…в этом клане их всегда было в избытке, но вот почет и уважение всего мира… — это то, чего им действительно не хватает!
***
Совещание закончилось. Чжао Мань Янь сидел во главе, а за его спиной виднелись древние часы с изображением гор и дракона.
Венеция была у его ног, но теперь он невольно вспоминал тот день, когда Чжао Юцянь насильно запихнул его во врата ада.
Почему он не потерял надежду?
Он вспоминал лицо отца — на нем не было ни намека на злость, лишь сожаление….
Чжао Мань Янь так долго мечтал дать отпор Юцяню.
Он с нетерпением ждал того момента, когда сможет рассказать матери, какой же на самом деле монстр его брат. Он упорно культивировал и становился сильнее, чтобы получить возможность отомстить.
Но…когда у него действительно появилась такая возможность, он увидел павшую духом мать, и все внутри него перевернулось.
Пусть будет так. Несмотря на свой яд, Чжао Юцянь и дальше может заниматься финансовыми делами, ухаживать за мамой и решать вопросы семейного бизнеса. Даже отец не испытывал к нему ненависти, с чего бы тогда ему, Чжао Мань Яню, делать это? Да, у Чжао Юцяня проблемы с головой, но тогда можно время от времени отправлять его ненадолго в лечебницу.
— Ты до сих пор здесь? Собрание уже закончилось, почему бы тебе не передохнуть? — позади послышался нежный голос.
— Мама? Ты откуда здесь? — парень обернулся, к своему собственному удивлению обнаружив, что сегодня Бай Шаин выглядела намного лучше.
— Старик Дун сказал, что сегодня ты был просто великолепен. Твой отец гордился бы тобой, — сказала женщина, усаживаясь.
— Я сделал видеозапись, можно отправить ему, на том свете точно должен быть вай-фай, — ответил Чжао Мань Янь.
Бай Шаин косо посмотрела на него.
— Я вот только не понимаю одного…как ты заставил подписать клан Виктории этот договор? Несмотря на то, что у тебя хорошие отношения с семьей Ирен, она не могла просто так дать тебе зеленый свет на такое серьезное соглашение, — спросила она.
— Мам, как ты думаешь, какой мой самый главный талант?
— Магия?
Парень отрицательно мотнул головой.
— Торговля?
Он опять отрицательно качнул головой.
— Что же тогда? — вопрошала женщина.
— Умение флиртовать с девушками, — довольно ответил Чжао Мань Янь.
Бай Шаин сначала обомлела, но по прошествии нескольких секунд до нее дошло.
— Правда что ли? — удивилась женщина.
— Правда. Однажды я с двумя своими друзьями отправился в поместье клана Виктории. Изначально мы думали выпросить у Ирен хотя бы одного дракона…мои друзья больше ни о чем не думали, все их мысли были лишь о драконе, и только благодаря моей природной смекалке мы смогли заполучить всех драконов… — ответил Чжао Мань Янь.
Бай Шаин от услышанного невольно расползлась в улыбке.
Гений.
Ее сын — настоящий гений!
— Я встретила одну очень хорошую девушку, выглядит прекрасно и имеет подходящее окружение. Как-нибудь надо пригласить ее вместе пообедать, — сказала женщина.
— Хм…знаешь, по правде говоря, я уже встретил самую труднодоступную девушку, — смутился парень.
— Тогда действуй! Не стесняйся открыто выражать свои чувства.
— Ага. Кстати, есть кое-что, с чем ты можешь мне помочь, — добавил сын.
— Что же это?
— Венеция должна слушаться нас. Мне нужно, чтобы черное стало белым.
— Черное стало белым? Неужели ты говоришь о Священном…. — глаза женщины стали большими от удивления.
— Да.
***
В пелене дождя Афины сверкали белоснежными цветами оливковых деревьев — эти бутоны делали город похожим на прекрасную деву, от одного вида которой затуманивается взор.
Постоянно откладывавшиеся выборы главной феи Парфенона должны были, наконец, закончиться в этом году.
Внутри города стояли две статуи, символизировавшие двух кандидаток, претендовавших на пост феи.
Одна статуя была Е Синь Ся, а вторая — Идиша.
У статуи Идиши в руках было длинное копье, а на теле военные доспехи — она словно была символом своей собственной победы, от нее исходила священная аура битвы.
В руках же статуи Синь Ся не было никаких орудий — в одной руке она лишь держала оливковую ветвь, тогда как другая рука находилась перед грудью. Статуя ее символизировала спокойствие и мудрость.
Они были очень разными, и выбор был за жителями, однако с уверенностью можно было сказать, что статуя проигравшей будет разнесена вдребезги, а последующая жизнь ее не будет сладкой — это ведь не конкурс красоты. Правительство Греции напрямую заинтересовано во всем, что происходит внутри Парфенона, так как речь идет о выгоде.
Оставались лишь последние агитационные речи, после чего должен состояться фестиваль цветов — только после всего этого будут оглашены окончательные результаты.
Идиша и Синь Ся стояли на перекрестке по дороге в свои покои.
Идиша резко обернулась.
— Кое в чем я допустила ошибку…тебе удалось так быстро вырасти и стать большим деревом, — сказала она Синь Ся.
Девушка, тоже обернувшись, вопросительно посмотрела на нее.
— Я признаю, тот заговор был делом моих рук — это я заставила всех считать, что ты и есть кардинал в красном Салан. Я знала о твоем с ней родстве, — произнесла женщина.
— Все об этом догадывались, — Синь Ся явно не была удивлена.
— Однако это не было клеветой …в этом и была моя ошибка, — Идиша смотрела на соперницу.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты не кардинал в красном… ты, Е Синь Ся, являешься первосвященником! — уверенно молвила Идиша.
