Внезапно Яичко спросила немного обеспокоенным тоном:

– Чу Фэн, ты собираешься использовать восьмое рассечение?

Это было потому, что использование Земного Табу: Рассечение Небесного Свода было не малым делом. Требование, которое было к телу, было чрезвычайно жёстким. С нынешним развитием и телом Чу Фэна он уже получил бы небольшое влияние от использования седьмого рассечения. Если бы он использовал восьмое рассечение, он определенно получил бы большой резонанс.

– Если я хочу полностью победить его, я должен использовать восьмое рассечение, – кивнул Чу Фэн.

Даже когда столкнулся с опасностью последствий от Земного Табу: Рассечение Небесного Свода, Чу Фэн по-прежнему должен был продолжать выпускать восьмое рассечение. Чтобы победить Ван Цяна, ему пришлось выпустить восьмое рассечение.

Таким образом, глаза Чу Фэна сузились, а затем молния начала устремляться в его глаза. Частичка холода в его глазах становились всё плотнее и плотнее. Наконец, боевая сила в его теле начала меняться, и он громко крикнул:

– Восьмое…

– Стой!!!

– Я, я признаю своё по, поражение, – однако, прежде чем Чу Фэн смог выпустить восьмое рассечение, вдруг раздался громкий крик. Обратив свой взор на источник голоса, он обнаружил, что это действительно был Ван Цян.

В это время Ван Цян имел бледный цвет лица. Мало того, что он махнул своей рукой и разрушил своё Земное Табу: Аметистового Зверя, он даже держал белый флаг в своей руке и размахивал им вокруг без остановки.

– Я, я признаю поражение. Я, я, я, при, признаю поражение. Пе, перестань сражаться. Ты выиграл, эт, этого достаточно? – продолжал Ван Цян.

В это время все были ошеломлены. Даже Чу Фэн был ошеломлён. Никто никогда не думал, что когда битва достигнет такой интенсивности и станет такой жестокой, Ван Цян внезапно признает своё поражение.

Для практиков признание поражения было тем, что они старались изо всех сил избегать. Это было потому, что это было позорным поведением. Для многих людей они предпочли бы вынести риск смерти в битве, чем признать поражение.

Однако этот Ван Цян явно не был близок к степени смерти в битве. Но всё же он уже признал своё поражение. Кроме того, он сказал это в такой обыденной манере. У толпы не оставалось выбора, кроме как просто недоверчиво смотреть на его бесстыдные действия.

– Этот маленький повелитель, не слишком ли он бесстыдный? Ранее он говорил об убийстве Чу Фэна. Но сейчас он фактически признал поражение, – в это время были люди, которые не могли продолжать смотреть и начали насмехаться над Ван Цяном.

Что касалось Чу Фэна, он ничего не сказал и продолжал излучать очень спокойный и непринуждённый вид.

В конце концов, потому что ему не пришлось выпускать своё восьмое рассечение, ему удалось избежать страдания. Более того, поскольку Ван Цян признал поражение, это означало, что он был победителем.

Иметь возможность заставить своего противника признать поражение после очень интенсивной битвы, это выглядело ещё более благородным, чем раскрыть все свои силы, чтобы одолеть и победить противника.

Кроме того, у Чу Фэна не было никакой огромной ненависти или обиды к этому Ван Цяну. Несмотря на то, что Ван Цян обладал очень бесстыдным ртом, Чу Фэн на самом деле не испытывал к нему антипатии. Таким образом, он не стал сходить со своего пути, что унизить Ван Цяна за признание поражения.

– Тск, чт, что вы все мож, мож, можете знать? Эт о то, что я подразумеваю под мудрым че, человеком, знающим лучше, чем сра, сра, сра, сражаться, ко, ко, когда шансы про, против него.

– Кроме того, больше, чем де, десятилетие мы живём? И всё же, у в, вас на умах сражение и уб, уб, убийство. У вас всех на самом деле сли, слишком не хватает вну, внутреннего качества.

Этот Ван Цян был поистине бесстыдным. Было очевидно, что именно он вначале призывал к этой битве и говорил об убийстве Чу Фэна. Тем не менее, в это время он фактически переложил всю вину на окружающую толпу.

Он проявлял вид абсолютной невинности и действовал так, как если бы все остальные люди были виноваты.

– О чём ты говоришь? Кто думал только о борьбе и убийстве? Это ты, хорошо?! – конечно же, кто-то начал раскрывать Ван Цяна.

Однако Ван Цян был, очевидно, хитрой старой лисой. Он проскользнул мимо заложенной перед ним ловушки и полностью проигнорировал тех людей, которые его разоблачили.

Действуя так, как будто он заботился о своём собственном бизнесе, Ван Цян сказал:

– Что это за, за место такое?

– Это, это За, Запечатывающая Древня Деревня! В чё, чём За, За, Запечатывающая Дре, Древняя Деревня искусна?

– Это, это, это тех, техники мирового духа. Поскольку ты хо, хочешь соревноваться, тогда мы, мы, мы, мы будем со, со, соревноваться в те, техниках мирового духа.

– Правильно, мы, мы, мы будем соревноваться в техниках ми, мирового духа. Чу, Чу Фэн, ты сме, смеешь со, соревноваться в тех, техниках мирового духа со мной? – Ван Цян повернулся к Чу Фэну и спросил.

– Конечно, как ты хочешь соревноваться? – спросил Чу Фэн с улыбкой на лице.

– Эйя, т, т, ты не бо, боишься ничего вообще! Ты при, принял мой вызов сра, сразу же? – увидев, что Чу Фэн, без малейшего колебания, принял его вызов, Ван Цян колебался. Было ясно, что он не ожидал, что Чу Фэн, обладавший чрезмерно мощной боевой силой, также будет уверен в техниках мирового духа.

– Я не верю, что проиграю, так почему я должен бояться? – спросил Чу Фэн с улыбкой.

– Хорошо сказано! Отвага! – услышав эти слова, окружающие начали подбадривать Чу Фэна.

Хотя оба, Чу Фэн и Ван Цян, были очень могущественны, Чу Фэн был тем, кто завоевал популярность у толпы. Что касалось Ван Цяна, то он стал крайне непопулярен.

Практически все чувствовали, в большей или меньшей степени, антипатию к Ван Цяну. Однако, что касалось Чу Фэна, всё, что они чувствовали, было признанием и восхищением.

Грубо говоря, даже если бы Чу Фэн должен был пукнуть прямо сейчас, люди всё равно думали бы, что его пук был ароматным. Однако, что касалось Ван Цяна, независимо от того, что он делал бы, люди всё равно не любили бы его.

В этом была разница между статусом Чу Фэна и Ван Цяна в сердцах окружающей толпы.

– Оч, оч, очень хорошо. Поскольку ты так, так ув, ув, уверен, давай сор, соревноваться в чём-то сло, сло, сложном.

– Смо, смо, смотри. Небо уж, уже све, светлое сейчас. Второе ис, испытание Запечатывающей Древней Деревни по, почти началось.

– Да, давай соревноваться в том, кто бу, будет тем, кто про, про, пройдёт второе ис, ис, испытание и во, войдёт в Запечатывающую Дре, Древнюю Деревню первым. Что, что ты думаешь? – предложил Ван Цян.

– Хорошо, давай сделаем это, – не спеша ответил Чу Фэн.

– Нет, нет, ещё нет, – однако сразу после того, как Чу Фэн согласился на это, Ван Цян внезапно начал махать руками.

– Что не так сейчас? – спросил Чу Фэн.

– Та, та, такого ро, рода соревнование не, не, не было бы сложным. Поскольку мы, мы, мы, мы со, собираемся соревноваться, давай под, под, поднимем не, не, немного слож, сложность, – сказал Ван Цян.

– Как ты планируешь поднять сложность? – спросил Чу Фэн с улыбкой на лице.

Несмотря на то, что Чу Фэн знал, что Ван Цян сознательно усложняет ему жизнь, Чу Фэну было очень интересно узнать, какой трюк этот Ван Цян планировал использовать.

Чу Фэн был человеком, который мог принять меры, соответствующие любой ситуации. Таким образом, независимо от того, какой трюк мог иметь Ван Цян, Чу Фэн всё равно согласился бы на этот вызов, не колеблясь. Всё было под контролем Чу Фэна.

– Поскольку мы со, собираемся, со, со, соревноваться, нам, ес, естественно нужно добавить к этому некоторые ста, ставки, – сказал Ван Цян.

– Ставки? Может быть, ты хочешь сыграть со мной на твою жизнь? – спросил Чу Фэн. 

– Рис, рис, рисковать жизнью? Ты, ты думал, что бы, было легко моим ро, родителям да, дать мне рож, рож, рождение? Без причины и повода ты на, начинаешь играть со своей жизнью, ты зна, знаешь как неу, неуважительно это по от, отношению к твоим родителям? – Ван Цян категорически отказался.

Вдруг кто-то насмешливо сказал: 

– То, как я вижу это, ты не смеешь ставить свою жизнь.

– Бре, бред! Что здесь я, Ван, Ван, Ван Цян не осмеливаюсь сделать? – отрицал Ван Цян.

– Поскольку ты смеешь, почему бы не сыграть на свою жизнь с Чу Фэном?

– Верно, ты пришёл, чтобы расплатиться с ним? Так почему же ты, в конце концов, ужаснулся? – начали спрашивать многие.

– Не, не, невежественные!

– Вы, вы, вы все, чт, что вы можете зна, знать?

– Жи, жизнь драгоценна. Это да, даровано вам не, небесами. Это что, что-то, созданное тру, трудом ваших ро, родителей. Мы не, не можем использовать её как ставку в а, азартной игре. И, или, это бы, было бы огромным позором, ра, равным по, пойти против воли небес. Вы поз, позволили бы подвести ми, мир и ва, ваших родителей, – поспорил Ван Цян.

– В таком случае, как ты планируешь играть? Нет никакого вреда в выражении твоего предложения, – сказал Чу Фэн.

– Пос, поскольку мы будем иг, играть, тогда на, нам нужно сде, сделать это большим, – когда Ван Цян говорил, он вытащил нефритовый ящик размером с ладонь из его Пространственного Мешка.

– Это сокровище.

Когда они увидели нефритовую коробку, глаза всех, включая даже Чу Фэна, начали сиять.

Это было потому, что эта нефритовая коробка была чрезвычайно изысканной, излучающей яркие огни и яркие цвета, и была полностью покрыта рунами и символами.

С одного взгляда можно было сказать, что она была составлена из особого рода материала, а позднее сильный мировой спиритист расположил на ней сильную духовную формацию.

Не говоря уже о том, что могло быть в нефритовой коробке, просто нефритовая коробка сама по себе была очень ценным предметом.

– В, в этой моей нефри, нефритовой коробке фа, фамильное сокровище.

– Я, я, я собираюсь ис, использовать это, чтобы иг, играть с тобой, – когда Ван Цян говорил, он открыл нефритовую коробку.

Когда толпа увидела это, все их взгляды были полностью сосредоточены на нефритовой коробке. Они все пытались догадаться, что же именно за сокровище в нефритовой коробке, чтобы оно содержалось в такой нефритовой коробке.

– Небеса, это на самом деле просто мусор! – когда Ван Цян открыл нефритовую коробку, все присутствующие поспешно закрыли рты и носы и стали беспрестанно ругаться.

Независимо от того, какого рода вещь содержалась в нефритовой коробке, в момент, когда нефритовая коробка была открыта, вонь в несколько сотен раз сильнее, чем от экскрементов, вышла из неё. В мгновение ока запах полностью покрыл этот регион пространства.