– Тогда я исчерпал немало своих сил, чтобы активировать Бессмертную Иглу Древней Эпохи. Таким образом, я решил восстановить силы в Бессмертном Пруду Древней Эпохи.
– Однако, после того, как я закончил восстанавливать свою силу и появился из Бессмертного Пруда Древней Эпохи, я обнаружил, что Юань Цин присвоил мои достижения.
– Кроме того, в это время, даже если бы я хотел сказать что-то против этого, никто бы не поверил мне. Если бы я разоблачил Юань Цина, люди вместо этого сказали бы, что я лжец.
– Более того, в это время я чувствовал, что это была всего лишь честь, которая не многого стоила, и даже в этом случае я не многое терял. Таким образом, я не стал препираться с Юань Цином из-за этого.
– Однако, я никогда не представлял, что в то время, как я не стал выяснять отношений с Юань Цином, он вместо этого набросился на меня по той причине, что я возразил ему ранее. Кроме того, во время Состязаний Командиров, он даже тайно преследовал меня, и хотел тайно атаковать меня.
– В то время как я, Чу Фэн, человек, я не святой. Когда я столкнулся с таким бесстыдным, подлым, вероломным, злым и властным характером, как у Юань Цина, естественно, я не был в состоянии сидеть и терпеть.
– Таким образом, я решил использовать характер Юань Цина против него самого. Я поставил ловушку, чтобы дать Юань Цину возможность ложно присвоить мои достижения ещё раз.
– Что касалось причины, по которой я установил эту ловушку, это было именно для того, чтобы я мог раскрыть Юань Цина и его преступления. Это оправдание, почему я поставил ловушку, – голос Чу Фэна раздавался, как гром. По слову за раз, он сказал о том, что случилось.
– Так вот оно что. В таком случае, этот Юань Цин на самом деле подлый, по-настоящему бесстыдный и гнусный.
– Верно. Как мог быть человек вроде него в этом мире? Такой человек должен быть изгнан с нашей Горы Бирюзового Дерева. Он недостоин быть учеником Горы Бирюзового Дерева.
– Эх. Эти старейшины из Монастыря Ориона даже неоднократно заявили, что они будут ручаться за характер Юань Цина. Как они могут поручиться за него сейчас?
– Хмм. Понятно, что Монастырь Ориона пытается получить выгоды на Горе Бирюзового Дерева, используя Юань Цина. Они шакалы из одного племени, среди них нет ни одного человека с хорошим характером.
Услышав слова, сказанные Чу Фэном, многие из толпы начали кивать головами. Перед огромной силой Чу Фэна, они решили без малейшего колебания поверить в то, что сказал Чу Фэн, и они все считали, что то, что сказал Чу Фэн – правда.
Все больше и больше людей начали презирать Юань Цина и осуждать его. Не только Юань Цин стал объектом презрения, даже Монастырь Ориона был презираем. В этот момент все члены Дивизиона Ориона склонили свои головы. Они на самом деле чувствовали, что у них не было лица, чтобы встретиться с кем-то. Что касалось старейшин из Монастыря Ориона, их лица стали пепельными, когда они ощутили, что они потеряли всю свою честь.
– Чу Фэн, ты на самом деле несешь чушь. Одна вещь, что ты сказал, что это ты получил Флаг Командира, но ты на самом деле осмелился пытаться вырвать достижение Юань Цина в запуске Бессмертной Иглы Древней Эпохи.
– Всему есть предел. И всё же ты, опираясь на тот факт, что обладаешь более сильным развитием, чем Юань Цин, и лучшим талантом, чем Юань Цина, решил повернуть правильное в неправильное, и отнять все достижения Юань Цина. Кроме того, ты даже пытаешься обернуть всё, и сказать, что это Юань Цин был тем, кто украл твои достижения. Ты не слишком далеко зашел?
– Чу Фэн, я хочу спросить тебя, как может кто-то быть столь же бесстыдным, как ты? Ты хочешь еще больше почестей? – именно в этот момент один из старейшин уровня Наполовину Боевого Императора из Монастыря Ориона начал выговаривать Чу Фэну с лицом, полным гнева. Его вид казался, как будто он ненавидел себя за то, что он не мог съесть Чу Фэна живьём.
Флаг Командира это одно. В конце концов, каждый год был кто-то, кто получал Флаг Командира. Даже если люди будут считать, что это Чу Фэн был тем, кто получил Флаг Командира, это было не так страшно.
Однако, честь и слава запуска Бессмертной Иглы Древней Эпохи была на самом деле слишком огромной. Это было что-то, что только Цин Сюаньтянь смог когда-то совершить.
Несмотря на то, что сейчас Юань Цин стал объектом всеобщего презрения, они всё же должны были помочь Юань Цину в спасении его чести запуска Бессмертной Иглы Древней Эпохи.
В противном случае, не только Юань Цин будет презираем всеми в будущем, даже их Монастырь Ориона станет объектом всеобщего презрения. И они, старейшины, также будут презираемы. В конце концов, они заявили, что они поручатся за характер Юань Цина своей честью.
Таким образом, чтобы предотвратить ненужные потери, они решили отрезать все средства отступления и борьбы Чу Фэна.
Если говоришь проще, это означало, что независимо от того, что Чу Фэн сказал бы, они твёрдо отказывались признать его слова как правду, и заявляли, что Чу Фэн лгал.
– Я несу ерунду? Я бесстыдный? Старейшина, сказав это, ты должен быть готов взять на себя ответственность за эти слова, – опроверг Чу Фэн.
– Взять ответственность? Конечно, я готов взять ответственность за свои слова. Раньше я посмел сказать, что я могу ручаться за характер Юань Цина, и сейчас я всё ещё могу ручаться за характер Юань Цина.
– Человек, который получил Флаг Командир – Юань Цин. Человек, который активировал Бессмертную Иглу Древней Эпохи – также Юань Цин. Не важно, как ты силён, Чу Фэн, можешь быть, что ты сможешь только одолеть Юань Цина; не смей думать, что ты можешь вырвать все почести, которые принадлежат ему, – старейшина Монастыря Ориона имел решительное выражение лица. Можно было сказать, что он на самом деле принят твёрдое решение препираться с Чу Фэном до смерти.
– Очень хорошо. Вы на самом деле достойны титула старейшины Монастыря Ориона. Я на самом деле восхищаюсь вашим духом защиты своего ученика.
– Учитывая, что всё дошло до этой точки, я верю, что не нужно излишних объяснений. Кто именно прав, а кто нет, кто лжёт, а кто нет, я уверен, что все уже знают в своих сердцах.
– Однако, даже если говорить, что белое это чёрное, а чёрное это белое, правда останется правдой и никто не сможет ее изменить.
– Сегодня я, Чу Фэн, настаиваю на том, чтобы правда вышла на свет, и хочу сделать так, чтобы у Монастыря Ориона больше не было слов в защиту, – закричал злобно Чу Фэн. Злое выражение появилось на его прежде спокойном лице.
Не важно, каким хорошим темпераментом Чу Фэн обладал, не важно, насколько он ожидал всего этого, но быть неоднократно упрекаемым старейшинами Монастыря Ориона, наконец, зажгло огонь гнева Чу Фэна.
В то время, как Чу Фэн и прежде видел бесстыдство людей, это был первый раз, когда он видел людей настолько бесстыдных. Он ясно показал разницу в силе между собой и Юань Цином, и всё же, старейшины из Монастыря Ориона всё равно настаивали на том, чтобы звать Чу Фэна лжецом.
С тем как обстояли дела, Чу Фэн должен был признать, что старшее поколение было ничуть не лучше младшего. Как оказалось, что Юань Цин не на пустом месте стал настолько бесстыдным. Оказалось, что старейшины из Монастыря Ориона были даже более бесстыдными, чем Юань Цин. Это бесстыдство просто передалось по наследству.
Однако, Чу Фэн не был тем, кого легко спровоцировать, и не был тем, кого легко запугать. Поскольку они были настолько бесстыдны, Чу Фэн просто не мог позволить этому продолжаться. Несмотря на то, что они были старейшинами Горы Бирюзового Дерева, Чу Фэн был решителен заставить их заплатить значительную цену за их бесстыдное поведение.
– Хаха, заставить правду выйти к свету.
– Очень хорошо, я хочу своими глазами увидеть, как именно ты собираешься обернуть правду в ложь, превратить чёрное в белое, и белое в чёрное.
– Основываясь лишь на том факте, что твоя сила больше, чем у Юань Цина, ты решил вырвать славу и почести, которые принадлежат ему. В таком случае, разве это не означает, что все добрые дела и важные вопросы мира были бы твоими, поскольку другие расхватали бы все твои достижения, не так ли? – видя, что Чу Фэн был в ярости, этот старейшина из Монастыря Ориона начал почивать на лаврах. Он ухватился за эту возможность и продолжил опровергать Чу Фэна.
Наконец, он сумел найти ощущение превосходства над Чу Фэном. Он хотел сохранить этот импульс и полностью сломить его.
Несмотря на то, что Юань Цин был хуже Чу Фэна, было фактом, они не могли позволить Чу Фэну стать чрезмерно высокомерным, и не могли позволить Юань Цину быть полностью разбитым. В противном случае, это было бы огромной потерей для их Монастыря Ориона, и возможно, что они даже не смогут поддерживать свой статус как сюзерен Южного Региона Домена Бирюзового Дерева.
– Хаха…
К его удивлению, в момент, когда старейшина ощутил, что он получил преимущество, Чу Фэн внезапно убрал своё злое выражение и насмешливо засмеялся.
– Чу Фэн, над чем ты смеёшься? Разве ты не сказал, что ты собираешься заставить правду выйти на свет? В таком случае, покажи нам доказательства, доказательства, что ты был тем, кто запустил Бессмертную Иглу Древней Эпохи. Как только ты сможешь вытащить доказательства, я поверю твоим словам. Однако, если ты не сможешь вытащить доказательства, тогда не думай, что ты сможешь уйти со всем, что ты сделал сегодня, – закричал этот старейшина громким голосом.
– Старейшина, ты сказал ранее, что в то время, как можно съесть всё, что хочется, нельзя сказать всё, что пожелаешь. Я считаю, что эти слова были очень разумными.
– Поскольку ты настаиваешь на том, что я лгу, отказываешься поверить всему, что я говорю, и даже называешь меня подлым и бесстыдным, то давай больше не будем говорить пустых слов. Ты смеешь принять ответственность за те слова, которые ты сказал? – спросил Чу Фэн.
– Ответственность? Естественно, я в ответе за свои слова, – старейшина Монастыря Ориона похлопал себя по груди. В этот момент, как мог он, старейшина, бояться Чу Фэна, просто ученика?
– Очень хорошо. Те слова точно такие, как я хотел услышать. Я, Чу Фэн, прямо сейчас поклянусь небесам перед всеми присутствующими, что всё то, что я, Чу Фэн, сказал раньше – правда. Если есть ложь в моих словах, тогда я буду повергнут ударом грома с небес.
– Если я буду не в состоянии доказать, что это я активировал Бессмертную Иглу Древней Эпохи, тогда я покончу с жизнью у всех на глазах, – внезапно, Чу Фэн поднял свою руку и, ладонью обращённой к небу, поклялся небесам перед всеми.
